В начале августа из Севастополя отплыл транспорт "Мечта", на который погрузились: кадровый эскадрон 1-го Уланского Петроградского полка, Крымского конного, Драгунского Новороссийского и гусарского Елисаветградского. Выгрузились в Люстдорфе и прямым путем через Большой Фонтан двинулись на Одессу. С моря нас поддержал английский крейсер "Карадок" и наши лихие миноносцы. Морские суда обстреляли станцию Сортировочная и внесли панику среди товарищей, а мы - "грозная" сила в 400-500 человек - наступали, и враг, около 3О тысяч, позорно бежал. Смелость города берет! Тут не было даже смелости, а просто нахальство - занять город в 800 тысяч населения. Мы превратились в кусты хризантем, которыми утыкали нас благодарные жители. На тревожные вопросы: "Сколько вас?" - мы важно отвечали: "Сорок тысяч". При виде нашей тонкой цепочки возникал второй вопрос: "Да где же они?" - "Идут вокруг города!". Так свершилось - и почти без выстрела ОДЕССА-МАМА, из красной стала белой...

В Одессе мы развернулись в дивизион к вскоре выступили на Петлюровский фронт уже в конном строю. Был конец октября 1919 года. Сбив противника и идя по пятам, полк занял деревню и стал на ночлег. Мне, как взводному унтер-офицеру, надо было позаботиться о питании для улан и корме для коней. Все было налажено, а тут приказ - первому взводу выслать два разъезда. Служба не дружба! "Подтянуть подпруги!" - а мне пришлось подтянуть и собственный пояс, ибо не успел поесть. Разъезд повел штаб-ротмистр Пеленкин, офицев Лейб-гвардии Псковского полка, с 11 уланами. Задача была выследить противника и остаться в сторожевом охранении до утра, вернуться в полк и доложить. В темноте мы подошли к большой деревне Обжила-Березовка. Противник был явно обозначен, ибо в селе играл духовой окестр. У меня в желудке играл собственный духовой оркестр и властно требовал лопать. Ротмистр предложил пойти в село на разведку двум уланам. Я с радостью вызвался, чтобы подкормиться. Со мной пошел немец-колонист Зебальд, который прекрасно говорил на "ридной мови", я же был слабоват.

Сняли погоны, обмотали околыш фуражки белой полоской, и два "щирых" были готовы. Отправились пешим порядком с оружием. Дойдя до моста, отклонились вправо, чтобы не натолкнуться на заставу. Перешли речку вброд, благо воды было по пояс. Потолкавшись по селу и полюбовавшись, как лихо пляшут гопака, напились молока и отправились во свояси, придерживаясь пословицы: "в гостях хорошо, а дома, лучше".

Перешли речку и нашли место, где оставили разъезд. Нет ни разъезда, ни наших коней. На "военном совете" Зебальд настаивал, чтобы вернуться в полк. Идти пешком верст семь с полным желудком мне никак не улыбалось. Я стал доказывать, что ротмистр с разъездом долго нас ждал, они поехали по направлению к селу и там ночуют. Зебальд предложил возвращаться в полк, но до утра никому не докладывать. Я решительно двинулся по направлению к селу, тогда и он по шел со мной. Приблизились к первым хатам. Ночь была лунная, с небольшими облаками. Я приказал ему идти за мною шагах в двухстах и, если со мной что случится, вернуться в полк. Услышал ржание коней и звяканье стремян. Пополз по придорожной канаве и подполз к месту стоянки. Стал елико возможно разглядывать коней. У меня был жеребец "Индеец" Одесского пивоваренного завода, махина хоть куда.. а у Зебальда серый жеребец. Ни одного, ни другого не видно. Ходит часовой, кашляет, и кашель незнакомый. Что за чертовщина? Решил выяснить - зажал гранату и встал.

Передо мной джентельмен в черном пальто клёш. Такого чучела у нас не было. Схватил винтовку на изготовку и кричит: "Кто?"

-    А ты кто? - Началась торговля.

Загнул я крепким словцом (очень помогает в таких случаях):

-    Говори, или брошу гранату!

-    Я Подгурский... (Действительно, к нам в тот день прибыл такой вольнопер).

На всякий случай я спросил:

-    Кто командир полка и командир эскадрона?

Получив правильные ответы, выбрался из канавы. Свистнул Зебальда. Оказалось, наши жеребцы были по другую сторону скирды.

-    Где ротмистр?

-    Все спят под другой скирдой.

Разбудил ротмистра, доложил и получил благодарность за хорошую разведку. Я не угомонился и стал доказывать, что деревня полна петлюровцами, что здесь стоит вторая дивизия и часть первой.

-    Трусишка, ложись спать и не мешай мне.

-    Слушаюсь,

Крепко меня зацепило слово "трусишка". Снял мокрые рейтузы и невыразимые. Стало совсем неуютно, ночь была прохладная. В моем гардеробе запасных рейтуз не числилось. Вот невыразимые были в неприкосновенном запасе. Только больно сердцещипательные. Черт надоумил сшить невыразимые для красноармейцев из головных женских платков. Когда захватили интендантство, то мне выдали красоту красот неописуемую: и розы, и ромашки, и экзотические цветы всех цветов. Полюбовался я собой, и луна спряталась от зависти, но я человек скромный, и, отторочив свою шинель, прикрыл свое великолепие. Очень мне не хотелось, чтобы ротмистр и ребята меня взяли в работу. Завалился спать.

На расовете часовой разбудил. Подтянули подпруги и взнуздали коней: - Садись!

-    Афанасьев, возьми Подгурского, ты знаешь доревню, рысью на другую сторону, и там нас ждать! Покажи Подгурскому, как надо идти в дозоре. Снять винтовку, вогнать патрон в ствол и держать на бедре! Рысью марш!

Покатили, а на сердце кошки скребли: как прокатить деревню, полную врагов? Побоявшись получить вновь "трусишку", смолчал. На мосту не оказалось никого. Был легкий предутренний туман, видимость слабая. Поднялись по улице в гору и выехали на площадь. В конце церковь, а на площади масса подвод распряженных, а на подводах добра, - не перечесть. Все навалено: сахарные головы, папиросы, чемоданы. Картина весьма приятная для уланского сердца.

-    Подгурский, скачи и доложи, что обоз захватили, и быстро сюда. Я буду сторожить.

У ближайшей подводы стал набивать карманы папиросными коробками. Возле лежал в голубом французском шлеме добродий; проснулся и стал ругаться. Я вытащил револьвер и приказал: Спи! Заснул и стал храпеть.

Прискакал весь разъезд, стали будить и запрягать подводы. Все безропотно подчинялись, возможно, и не разобрались в тумане, что не свои. Напомнил ротмистру о том, что здесь целая дивизия.

-    Ничего, запряжем и удерем с обозом! Пока поезжайте и посмотрите, что делается в селе.

Подгурский - за мной. Визави церкви справа был большой док, возле ворот пика с голубым флагом, развернул: "П.2.Д.". Подумал, что это штаб дивизии. Прерубил шашкой провода полевого телефона. Сорвал флаг, отбросил ворота и въехал. Двор от улицы был закрыт постройками, во дворе стояли два экипажа и распряженные кони. Спешился и дал повод Подгурскому, поднялся на ступени крыльца. Там в сладком сне спал часовой, нежно обняв винтовку. Вырвал винтовку. Он вскочил и стал оправдываться. Я дал ему по уху и пинка ногой в одно место. Удрал. Попробовал дверь, была закрыта. Ударил прикладом винтовки часового, дверь раскрылась, и я очутился в прихожей. В углу стояла вешалка и было три двери. Самая близкая была дверь справа, я подошел и только взялся за ручку, как она распахнулась и я увидел шестерых красавцев в белье, но, к моему глубокому сожалению, с пистолетами. Стало не по себе. Дело табак! Бежать и спастись - не убежишь, изрешетят. Сдаться? Нет , ни за что. Сердце нырнуло ниже шпор. В руках дурацкая винтовка, а я и не знал, заряжена ли она. Мое вооружение было солидное: карабин, шашка, револьвер и две ручных гранаты (на такой короткой дистанции - ни к чему). Двинь только пальцем, когда шесть дул смотрят на тебя весьма неодобрительно. Но у хозяев их вид растерянный и открытые рты.

Во время этой мертвой паузы раскрылась средняя дверь и оттуда выскочила молодая женщина с распущенными волосами, в расстегнутом халате и бросилась ко мне с криком: "Не убивайте их!" За ней выскочил дядя с бородой (священник), схватил за руку и утащил в комнату. Положение все то же. Чудесное видение это был ангел-хранитель, а дядя с большой черной бородой показался исчадием ада, утащившим моего ангела.

Я очнулся от столбняка, и у меня мозги стали лихорадочно работать: Как выкрутиться?

Незнакомка просила не убивать их - следовательно, сила на моей стороне. Просьба дамы - это закон, и его надо выполнить. Я не даром учился в Одесской 5-й гимназии. Мелькнула мысль: "Возьму на арапа!" Эта мысль подняла у меня дух, а у них произошло обратное. Я приветливо улыбнулся, отбросил мешавшую мне винтовку и сказал:

-    Сопротивление бесполезно. Бронемашины на улице и эскадрон во дворе. Сдавайтесь!

Без церемоний забрал пистолеты у первых двух, заткнул за пояс, и там же очутились остальные. На душе стало весело и беззаботно. Наша взяла. Ура! Всю жизнь вспоминаю моего невольного ангела-спасителя.

В особенности волновался начдив, несколько раз спрашивал:

-    Нас расстреляют?

Я его утешил, что Добровольческая Армия не расстреливает, а придется ему послужить у нас рядовым, и за выслугу ему могут вернуть чины.

-    Я подполковник императорской армии.

Тогда я ему задал вопрос:

-    Я предполагаю, что вы не разучились говорить по-русски?

-    Нет, конечно, нет.

Перешли на русский. Все та же забота: расстреляют или нет?

-    Как вы нас забрали?

-    Все спали.

-    Заставы тоже?

-    Конечно.

-    Вот и воюй с такой сволочью!

Я им приказал одеваться, и побыстрее. В этот момент появился Подгурский и, увидев у меня за поясом целый арсенал, пристал: Дайте мне револьвер. Мне было неудобно его попрошайничанье и, выйдя в прихожую, я ему дал наган. На столе лежал толстый портфель, а в углу стояло шелковое желто-голубое знамя с трезубцем и надписями. Мне было некогда любоваться им, я его сорвал с древка, сложил и, вместе с портфелем, - за портупею. Слышу, во дворе кричит ротмистр

-    Апанаська, давай их сюда!

Вывел и представил: Начдив был мужчина небольшого роста, довольно плотный, с брюшком, но выправка офицерская, лет 45, остальные были молодые. Все шло прекрасно, и ротмистр попросил начдива подарить ему на память большую украинскую кокарду на белой папахе.

-    Она вам больше не понадобится.

Тот испугался: "Меня расстреляют?"

-    Что вы! Я просто собираю коллекцию революционных аномалий. Спасибо, у меня много комиссарских звезд, а вот такой великолепной украинской нет.

Вдруг ротмистр стал хохотать, как сумасшедший :

-    Ой, не могу! Ну и пистолет улан! Ха-ха-ха! Какого полка рейтузы?

Я к своему ужасу увидел мою распахнутую шинель и мои слишком выразимые. К счастью, ротмистр отдал распоряжение:

-    Подгурский и Зебальд - запрягать для г.г. офицеров экипажи. Афанасьев - по селу в разведку.

-    Слушаюсь

Вскочил на жеребца. Пока одевались и шло представление и распоряжения, прошло несколько минут. Выехав со двора на улицу, я ахнул - на улице фронтом к дому стояло 40-50 солдат в две шеренги, а возле меня стоял пан в синем жупане и черной шапке с длинным красным шлыком и с шашкой. Пехота - с винтовками. Мелькнула мысль: "Попались, все кончено!"

Опереточный пан повернулся ко мне и разинул рот, протер глаза кулаком и еще больше обалдел. Из штаба дивизии выехал во всей красе доброволец на коне Ильи Муромца. Видя растерянность, я выхватил из моего арсенала пару пистолетов и ору не своим голосом:

-    Бросай винтовки!

Черти - не бросают. Даю несколько выстрелов над головами. Стоят. Тогда мне помог пан и кричит:

-    Хлопци, кидайте рушници! - Рушницы дружно упали. Пан вскрикнул: - Хлопци, вийна скинчилася, и я иду до жинки у Киев.

Пустился в гопака так, что пыль поднял столбом. Выскочил ротмистр: "В чем дело?" - В плен взял. - "Молодец!"- Рад стараться! - а сам скомандовал пану: - Веди своих хлопцев на площадь!

Тот скомандовал, и хлопцы в ногу зашагали. Все было, как сон. Второй раз в это прекрасное утро мне улыбнулось счастье.

-    Афанаська, посмотри, не поднялась ли тревога после твоей пальбы.

Все казалось мне - море по колено. Доскакал до угла и увидел налево стоящих группами и курящих солдат. Подъехал и, умея уже командовать, ору:

-    Кидайте, хлопци, рушници!

Хлопцы стоят и смотрят. Вид не испуганный, а любопытный. Я пистолет из-за пояса - и огонь. Хлопцы врассыпную, за хаты и плетни. Рушницы на дороге не валяются. Дело дрянь. Думаю - надо драпать. В это время по мне стали стрелять, да так, что обжигало. Я думал, что мой "Индеец" может только шагом или рысью, а тут вдруг он взвился на задние ноги, повернулся кругом и дал такого стрекача, что я едва усидел в седле. Доскакал до поворота, повернул направо и поскакал к штабу. Вдоль по улице засвистели пули и стал строчить пулемет. Выскочил ротмистр, ему без слов было все ясно, стрельба началась по всему селу, и палили друг в друга, не зная, где враг. Село кипело, как котел. Ротмистр выскочил во двор и крикнул:

-    Уланы, за мной!

Мы поскакали на площадь к уланам, собрали их и марш, марш. Артиллерия открыла ураганный огонь. Куда - неизвестно, но только не по нас, хотя мы выскочили из села. Поднялись на бугор и пересчитались - нет Подгурского и Зебальда. Ранены, убиты? Я скакал последним, никто не упал.

Я соскочил с жеребца и внимательно осмотрел его - ни малейшей царапины, я тоже без дырок. Поднялись вновь на бугор и увидел ; что из села скачет всадник на гнедом коне. У Зебальда был серый жеребец, а у Подгурского вороная кобыла. Не наш. В это время за ним выскочила группа с шашками и гнала его. Шашки вон - и мы пошли в атаку. Те стали и бросили преследовать. Всадник подскакал к оказался Зебальд. Он переседлал коня, так как его жеребец был отвратительный тем, что снимал с себя седло и рвал его.

- Где Подгурский?

-    Я его видел, он бежал и держал за шиворот одного из штабных и в руках у него был револьвер. Я проскакал мимо.

Делать было нечего. Построились и размашистой рысью пошли в полк. Стрельба в селе продолжалась, и артиллерия била. Прибыли в деревню, где полк стоял на опушке. Ротмистр доложил о происшествии и я передал командиру полка полковнику Папчинскому шелковое знамя, значек дивизии, портфель с бумагами штаба и пять револьверов (шестой у Подгурского). Попросил и получил разрешение оставить себе испанский браунинг начдива. В Константинополе на рейде променял турку на пару экмеков (хлеба) и связку инжира. Голод не тетка!

Когда через час мы входили в село Обжила-Верезовка, было спокойно и еще были видны подводы, удиравшие из села. Идя с песнями, смотрим - с чердака хаты в слуховом окне кто-то усиленно машет. Оказался Подгурский, который бросил штабного и спрятался на чердаке. Крестьяне рассказывали, что масса оружия было брошено и петлюровцы собирали и грузили на подводы. Паника была полная.

Так закончился налет на штаб 2-й пехотной дивизии пана Петлюры.

Уже здесь, в США, мне пришлось встретиться с одним из участников противной стороны и, по описаниям моим наружности начдива, это был генерал Петлюровской армии пан Пузицкий, который в Польше вспоминал этот случай. Он был кадровым офицером Российской Императорской армии в чине полковника, окончил Академию Генерального Штаба. До сих пор я не знал его фамилии, ибо мы не обменялись витными карточками.

Очень мне хотелось заехать к моей спасительнице и извиниться за переполох в ее доме, но посмотрел на эскадрон, сидевший в гимнастерках, и на себя, который один маячил в шинели... Отложил свой визит до тех пор, пока мой гардероб будет в полном порядке.

Сергей Афанасьев.